Примером лингвистического анализа и моделирования и могут служить работа
Ю.Д. Апресяна [5]. В ней он предлагает следующие разделы словаря “семантического языка”Словарь семантического языка гораздо меньше обычного словаря, с его помощью слова обычного языка сводятся к предложениям семантического языка, т.е. конструкциям из предикатов, предметов и, предметных переменных и логических связок.
На чем же основываются выводы лингвистов о сведении тех или иных значений к другим значениям?
Например, Апресян следующим образом толкует слово “костер” = устройство для получения огня, компактно уложенные не в специально отгороженном пространстве куски твердого топлива, или сам огонь этого устройства”
[5, стр.99]. Если мы спросим, на чем основано это толкование, то ответ будет очевиден: на знании значений данных слов, значении и норме употребления слова “костер”, и значениях слов семантического словаря.Итак, в ходе лингвистического анализа исследуемые значения слов, воссоздаются и отграничиваются от значений близких слов с помощью других слов
.Чтобы несколько подробнее и на другом, более психологическом, примере рассмотреть ход лингвистического толкования обратимся к весьма известной работе
А. Вержбицки “Lingua Mentalis” [21].
Например, желая зафиксировать различия между активным и пассивным залогом, (“я хочу есть” и “мне хочется есть”, “я думаю”, “мне думается” и т.п.) Вержбицка предлагает в качестве разделительного критерия формулу: “не потому, что я этого хочу” (not because I want it).
[21, 137ff.]. Рассмотрим теперь ситуацию семантического истолкования. В ней мы имеем два типа высказывания (активный и пассивный залог) и два соответствующих им ряда опыта - ряд опыта, соответствующий суждениям в активном залоге, ряд опыта, соответствующий суждениям в пассивном залоге. Далее нам придется за неимением лучшего описывать содержания опыта в Гуссерлевских терминах (Вержбицка своего варианта не предлагает). В обоих случаях имеется ряд протендируемых содержаний, того, что хочется, например, есть. В обоих случаях эти содержания вполне представлены в сознании. Далее в одном из случаев к пассивно присутствующим протенциям еды примешивается также и активное и направленное оживление данных протенций нашим сознательным Я (активный залог), в другом случае такого активного оживления нет, а сознательно человек может стремиться наоборот заглушить чувство голода, подавить протенции еды. Лингвист замечает указанное различие в интенциональных структурах и хотя не формулирует его в специальных терминах мета-знания, как это делаем мы, подыскивает языковую формулу, применение которой давало бы отграничение случая пассивного залога. Соответственно в этой формуле представлены: 1) сознательный центр личности (“Я”), 2) активизация им протенций (“хочу”), 3) отсутствие такой активизации (“не потому”) в случае, когда чувство адекватно выражается формулой пассивного залога. Если, напротив, протенций еды, возникающих из сомы, нет, а есть лишь протенции сознательного Я, формула будет “мне нужно поесть”, “следует искать пищу” и т.п.Сказанное заставляет нас придти к выводу, что лингвисты, в сущности, изучают, как с помощью меньшего числа слов можно сказать о большем числе слов. Они имеют дело со значениями слов; значения же слов, согласно основной предпосылке нашего подхода, реализуются в интенциональных направленностях сознания. Лингвистический анализ есть тогда анализ интенциональный, в нем происходит идентификация интенциональных структур и их модификаций. Ввиду сказанного этап семантического анализа остается и в нашем подходе. На этом этапе мы следуем традиции Аристотеля, Лейбница и в наши дни наиболее близко стоящим к ней подходам Лосева, Вержбицки, Апресяна. Однако, в отличие от лингвистов, мы не останавливаемся на словесных формулировках, но пытаемся вскрыть и исследовать динамику интенций и интенциональных модификаций, в которых реализуются рассматриваемые значения.
Целью нашего подхода является реконструкция интенциональных структур, лежащих в основе значения слов, оперирование с ними как с самостоятельными объектами, включенными в контекст интенциональной жизни субъекта, а не просто как со скрытыми в значении слов слепыми маркерами, гарантирующими соответствие слов мыслям, но не “заметными” для теоретического мышления, не существующими самостоятельно.